Журнал “Антиквар”. №12 (79). 2013. Киев. “Обязательно верить… “

 

Катерина Косьяненко на відкритті виставки “Мої Мамаї” в галереї “КалитаАртКлуб”. Світлина Віталія Сокура. https://www.facebook.com/vitaliy.sokur.5/posts/555336654551188

В галерее «КалитаАртКлуб» проходит персональная выставка современной украинской художницы Екатерины Косьяненко

Катерина Косьяненко училась в РХСШ им. Т. Шевченко. В 2002 г. окончила театрально-декорационное отделение Национальной академии изобразительного искусства и архитекту¬ры (мастерская Д. Лидера), в 2005 м — ассистентуру- стажировку в живописной мастерской проф. В. Гурина. В 2009 г. стажировалась в парижской резиденции Cité internationale des arts, в 2011 г. — в Краковской академии изобразительного искусства им. Яна Матейко. Член Национального союза художников Украины и польской ассоциации «Искусство без границ». Среди наград — серебряная медаль Академии ис¬кусств Украины, первая премия на парижском Осен¬нем салоне 2003 г., премия и медаль «Лоренцо Великолепного» на VII Биеннале современного искусства во Флоренции.

– Катя, вы родились и выросли в Киеве, в русскоязычной семье. Совершенно городской человек. И вдруг Казак Мамай и Мамаивны, в которых столько украинской народной души, такое знание национальных традиций, костюмов. Глядя на ваши картины, просто «заражаешься» этой любовью ко всему украинскому. Как появился интерес к этой тематике?

– Что что-то начало открываться ещё на школьных уроках украинской литературы Марии Ананьевны Перевальской, которая обожала свой предмет. Мы очень много читали, «Тарасові шляхи» знали почти наизусть и в конце концов стало интересно. Кроме того, с родителями много ездила по Украине. Потом, уже в институте, попала в город Рахов, в то время я была соавтором в создании экспозиции Музея экологии гор украинских Карпат, такая полу этнографическая, полу краеведческая экспедиция, где многие артефакты я увидела живьём в сельских хатах. Тогда же появилась возможность очень близко узнать «національно свідомих» людей, украинский язык, диалекты. Я увидела другую Украину и поняла, что это действительно безумно интересно, что это не является тем, что называется отвратительным словом «шароварщина». Я поняла, что они действительно любят землю на которой живут, чтят традиции, которые им передались от предков и это невероятно честно. Они совершенно искренне любят своё народное искусство. Именно там я стала более осознано к этому всему присматриваться, интересоваться. До этого была некая зашоренность, что, мол,- этнография это не интересно, пошло, как-то не артистично.

Потом была дипломная работа «Тени забытых предков» и благодаря такому благодатному материалу открылось сердце и я уже эту тему не оставляла, во мне, даже проснулась национальная «свідомість». Затем был «Календарь» – серия работ о народных праздниках и обрядах. И из этого всего, появился интерес к Мамаям. Очень не «вдруг», а даже совершенно логично. Поскольку я сценограф, то стала драматургически выстраивать историю жизни Мамая – малой Мамай, взрослый Мамай, мама Мамая, друзья, побратимы, жизненные истории, позволившие ему накопить опыт и знания, сделавшие его воином духа, защитником. Вот так случился Мамай.

 

– Вы регулярно участвуете в международных выставках и проектах. Серии таких картин, как «Мамаи и Мамаивны, «Календарь», «Тени забытых предков» – затрагивают исключительно национальную тему, рассказывая о нашем народе, традициях, фольклоре. Украинскому зрителю это очень понятно, близко и узнаваемо. А как воспринимают эти работы за рубежом?

– Сначала долго смотрят, потом начинают обмениваться мнениями и возникает живая дискуссия: а кто бы это мог быть, а почему вы это так изобразили, а что вы имели в виду, когда это рисовали. Они все, как правило, чтят и берегут свою историю и традиции, но им интересно, и то, что в это время происходило у нас. Им интересно узнать, что у нас был украинский герой Мамай, казак и воин духа, им интересно узнать о наших традициях. Я стараюсь, чтобы работа была многоуровневой, до какой-то степени полемической, в чем-то публицистической… Чтобы сюжет был наполнен определенной конкретикой. Конечно, абстрактная живопись – это прекрасно, и все национальные движения души можно передать символически, отвлеченно, не обращаясь к общепринятым канонам. Но делать это нужно очень продумано и «с сердцем».

– А всегда ли выходит то, что было изначально задумано? Бывает так, что в процессе работы меняется концепция и видение образа?

– Бывает, конечно. Если настолько радикально, что продолжать работу невыносимо, то всё конечно переделывается и воплощается новая волнующая тема. Но, например, картина «Чумацький шлях» очень быстро и логично сложилась и во время работы над ней пришла идея следующей картины «Починається ніч». Мысли оставить небо не было. А вот была у меня работа «Экскурсия». Очень давно. Это пример того, когда изначальная задумка впоследствии трансформируется в нечто другое, когда невыносимо смотреть на то, что написано прежде. Я очень долго её переписывала, концепция менялась раз пять. В результате получилась очень хорошая работа, её сразу купили. Чистый холст вызывает трепет, и нужно хорошо подумать, есть ли у тебя силы и вера, чтобы сделать это чистое пространство более прекрасным.

– Вы всегда работаете с вдохновением? Как к Вам «приходят» темы и образы будущих картин?

– Вдохновение – штука опасная: если сидеть и ждать его, можно бабушкой помереть, и так ничего и не написать. Вообще, я думаю, что вдохновение – это способность увидеть, и эта способность приходит или в очень отчаянном, или в очень счастливом состоянии. Профессионал не имеет права сидеть и ждать вдохновения, его нужно ждать в процессе работы. Тут, как в спорте: нужна постоянная тренировка. Если я не пишу с натуры, то теряю свою профессиональную гибкость. Система создания маленькой картинки, такая же, как и огромного полотна. Даже в самом ничтожно маленьком набросочке решаются вопросы композиции, драматургии и если ты это делаешь по несколько раз в день, ум становится пытливей и изворотливее, находятся интересные приёмы, детали, причём не надуманные, а взяты из честно существующей жизни. Ты что-то увидел в живой жизни, созданной Творцом, воспроизвёл и в этот процесс сотворчества привнёс нечто своё. Если вложена вера и сильная эмоция, это всегда прочитывается. Для меня это очень важно, потому что, если не веришь в то, что ты делаешь, оно получается безжизненным. Вера и есть та живая вода, которая наполняет картину жизнью. Что интересно, во время работы с натурой, я как будто автоматически отключаюсь, ощущаю себя только проводником: меня нет, я инструмент. Наверно, это сродни трансу. Ещё в школе нам говорили: « Искусство подобно молитве». Чтобы не происходило, если начинаешь писать с натуры – всё, после работы ты чист и счастлив. Спасибо профессии, что она есть.

– А всегда хотели стать художником?

– Да нет. Мне же в детстве вообще не нравилось рисовать. Только благодаря родителям. Моя мать – искусствовед, она самозабвенно любит живопись и в доме всегда были репродукции любимейших произведений Джотто, Брейгеля, Боттичелли. Отец – живописец. Сначала я только носила папин этюдник, а потом стала пробовать рисовать. Причём акварель меня бесила, потому что выходило какое то болото, гуаши я набирала такой слой, что она растрескивалась и осыпалась, а масляную краску я сразу полюбила – ею можно делать всё что угодно, исправлять, переписывать – всё равно будет красиво. В школе композиция для меня была ужасным испытанием. Само это слово вызывало у меня просто паническое состояние. Но у меня были всегда прекрасные педагоги. В изостудии – Наум Осипович Осташинский, в школе – Лина Петровна Стебловская, в институте я училась у гениального педагога и художника Даниила Даниловича Лидера, потом в ассистентуре у тоже гениального Гурина Василия Ивановича. Общение с ними дало веру в себя.

 

– Вы закончили театрально-декорационное отделение Киевской художественной академии и как художник сделали два спектакля – «Катерина» в Николаевском театре, и «За двумя зайцами» в Симферопольском. А почему не продолжили работу в театре?

– Театр, это коллективное творчество, и для того, чтобы коллективное творчество было результативным, нужно иметь определённый склад характера, определённую авторитарность. Нужно быть очень уверенной в правоте того, что ты делаешь, чтобы суметь убедить всех акцентуированных личностей, которые создают спектакль, что это должно быть именно так, как ты задумал. Ну и конечно нужно быть готовой к компромиссу. В то же время, коллективное творчество талантливых людей даёт нечто совершенно неожиданное, и это очень интересно. Работа в театре даёт ощущение драйва. Но мне всё-таки ближе то, чем я занимаюсь сейчас, мне интереснее заниматься живописью, созвучнее моей внутренней природе.

– Катя, Вы работали над созданием иконостаса в церкви Благовещенья Божьей Матери при Киево- Могилянской академии. У архимандрита Зенона есть такое выражение: икона ничего не изображает, она являет. И ваши иконы являют. Что здесь сплелось воедино – ответственность, техника, особое внутреннее состояние? Вы как-то по-особому готовились к этой работе?

– Это был заказ, который мы начинали делать с моим отцом, профессиональным и универсальным живописцем, так что можно сказать, что весь иконостас выполнен в соавторстве. Конечно, написание иконы – повышенная ответственность и за то, что я изображаю и за то, что называется чистотой помыслов. Перед началом работы батюшка обязательно благословляет художника, занимающегося сакральной живописью. В идеале нужно поститься, и вообще быть верующим человеком. Я, посильно, стараюсь этого придерживаться.